Граф повалился на стул.
Джим огляделся. Энджи смотрела на него с озабоченностью и тревогой, Брайен и Дэффид – с любопытством, епископ – с интересом, прятавшимся за напускной строгостью. Кинетете снова стала невидимой, но Джим чувствовал: она наблюдает за ним.
Пора действовать дальше: внушить графу, что слухи о его причастности к колдовству поползли по стране.
В голове Джима закипела работа. Только голос толпы проймет графа. А где толпится народ? На базаре! Часть солдат сойдет за торговцев и покупателей. Да и другие не останутся без ролей. Графу нужна свита…
Джим вздохнул: перед ним стояла непростая задача. Каролинусу было легче. Когда маг разыгрывал Рррнлфа, он имел дело лишь с самим морским дьяволом, да еще с горсткой зрителей. Каролинус убедил всех в два счета, что морской дьявол превратился в жука.
Джим снова вздохнул: ему предстояло поставить целый спектакль с большим количеством действующих лиц, со сменой декораций и… без зрителей. Зрители могли принять спектакль за действительные события, а расхлебывать потом кашу пришлось бы Джиму. Он вспомнил, как однажды во время театрального представления, поставленного Энджи, епископ принял малютку Роберта за Богомладенца Иисуса и на полном серьезе хотел получить Божье благословение. Придется основную часть спектакля разыграть за закрытым занавесом. А для Кинетете и занавес не помеха. Да разве от мага ранга ААА+ что-то скроешь?
Джим встал за стулом, на который сел Камберленд, и протяжно, с подвыванием в голосе проговорил:
– Ты не видишь меня, только слышишь. Ты можешь слышать только меня, а видеть лишь то, о чем я стану тебе рассказывать. Слушай меня внимательно: ты едешь верхом на коне…
Камберленд подался вперед, вытянул перед собой руки, словно взял поводья.
– …Ты едешь не один, а в сопровождении небольшой свиты, – глухим загробным голосом продолжал Джим. – Вы едете по базару. Кругом теснится толпа. Люди кричат, спорят, торгуются. Ты едешь прямо через толпу, потому что ты Камберленд и тебе должны уступать дорогу. Перед тобой расступаются, но неохотно…
Джим решил, что пора опустить занавес и продолжить спектакль без зрителей. Он прикрыл глаза и вызвал зрительное изображение базара. Джим запечатлел картину в своем мозгу и открыл глаза. Столы в зале превратились в торговые ряды, а солдаты стали казаться продавцами и покупателями. Джим представил себе, что смотрит на окружающее пространство глазами графа и передает ему увиденную картинку. Камберленд зашевелил руками, словно перебирая поводья. Джим и сам почувствовал, что качается в седле лошади…
Глава 36
На базаре установилась мертвая тишина. Все взоры обратились на графа и его свиту. Камберленд ехал молча, казалось, никого не замечая вокруг. Но вот собравшаяся на базаре толпа начала гудеть, сначала неясно и глухо, а потом все громче и громче. Камберленд молчал, угрюмо уставившись в холку лошади. Гул на площади нарастал и ширился. Внезапно из толпы вылетела изогнутая дугой рыбина. Блеснув чешуей на солнце, она угодила в графа и упала на землю, оставив на плаще Камберленда грязную полосу. Граф не моргнул и глазом. Он лишь пришпорил коня, держа путь к видневшимся впереди деревьям, бросавшим густую тень на уходившую в лес дорогу. В эту минуту из общего слитного шума, переходившего уже в мощный рев, вырвался пронзительный крик:
– Колдун!
Крик подхватили.
– Колдун! Колдун! Колдун! – заорала толпа и неожиданно замолчала.
Из леса вылетел всадник. Поравнявшись с Камберлендом, он круто осадил взмыленную лошадь и, ни слова не говоря, передал графу пакет, оказавшийся сложенным вдвое листом пергамента, перетянутым черной лентой. Граф сорвал ленту, развернул лист и углубился в чтение. Вот что он прочел:
«Милорд, по приказу короля арестована леди Агата Фалон. На допросе леди Агата призналась, что она ведьма, показав, что в занятие колдовством вовлек ее ты. По ее словам, ты занимаешься колдовством уже много лет, а сейчас вынашиваешь коварный замысел: довести короля сначала до помешательства, а потом и до смерти. Твои сподвижники с севера уверены в твоей невиновности и считают, что леди Агату принудили оклеветать тебя. Они предлагают тебе отправиться в свое графство, где ты найдешь друзей и соберешь войско, чтобы покончить с теми, кто жаждет твоей погибели. Желаю тебе удачи, молюсь за тебя и надеюсь, что ты не забудешь своего верного слугу, с риском для жизни отправившего тебе это послание.
Закончив чтение, граф сложил пергамент и спрятал его под плащ.
– Мы едем на север! – бросил он через плечо свите и дал шпоры коню.
Через минуту темнота леса поглотила всадников…
Яркое солнце освещало небольшую поляну, окаймленную со всех сторон густым лесом. В центре поляны под огромным раскидистым дубом стоял шатер. По кромке леса расхаживали часовые, а по поляне, не торопясь, разъезжали рыцари на конях.
В шатре за наскоро сбитым столом сидели шесть человек во главе с Камберлендом. Перед ними стояли кувшины с вином и кубки.
Граф, уткнувшись глазами в кубок, с мрачным видом слушал своих собеседников, которые говорили все разом, стараясь перекричать друг друга. Камберленд поднял голову, когда поверх других голосов раздался бас широкоплечего человека в красном плаще:
– Я могу привести с собой сотню рыцарей, милорд, а рыцари явятся вместе со своими солдатами.
– Когда ты приведешь их? – спросил граф.
– Мне надо объехать соседей, поговорить с ними. Думаю, что за месяц я подниму всех на ноги.
– Так! – сказал Камберленд тихим голосом. Он остановился, не в силах совладать с охватившими его гневом и яростью. Лицо его побледнело, щеки дрогнули, ноздри раздулись. Помолчав, граф осушил кубок и взял себя в руки.
– А кто возьмется собрать рыцарей и солдат за одну неделю?
В шатре установилась гнетущая тишина. Обводя взглядом своих собеседников, граф усмехнулся и произнес:
– Господа, я весьма признателен вам за поддержку, но не могу не заметить, что в вопросах войны по сравнению со мной вы младенцы, у которых молоко на губах не обсохло, и потому прошу вас внимательно меня выслушать.
– С радостью, с радостью выслушаем тебя, милорд, – раздался дружный хор голосов.
– Тогда слушайте. Мне надо, чтобы вы собрали рыцарей и солдат за одну неделю. У нас на носу сражение. Ясно как день, что полученное мною письмо вначале побывало в руках Джона Чендоса. Сэр Джон мог оставить письмо себе, но он поступил умнее: сделал так, чтобы оно дошло до меня. Его намерения очевидны: зная, что я восстану против чудовищной клеветы, он хочет захватить меня на поле сражения и предать суду, обвинив в государственной измене. – Камберленд обвел глазами слушателей и присовокупил:
– А заодно и вас.
За столом раздалось покашливание, сопровождаемое тихими вздохами.
– Сэр Чендос – опытный воин, – продолжал Камберленд, – и, будьте уверены, он приведет с собой бывалых солдат, да и ждать себя не заставит. Нам надо поторапливаться. Неделя для нас крайний срок. Сколько людей вы соберете за это время?
Над столом повисла мертвая тишина. Молчание нарушил молодой рыцарь:
– Я приведу с собой восемь рыцарей, одиннадцать оруженосцев и около тридцати солдат, милорд. Рыцари все из моего рода. За соседей я не ручаюсь. Наш род не так влиятелен, как род Артеноки. – Молодой рыцарь кивнул в сторону человека в красном плаще.
Разговор за столом разгорелся снова. Наконец Камберленд удовлетворенно кивнул: набиралось шестьдесят-семьдесят рыцарей, не менее сотни солдат и около тридцати арбалетчиков.
– Как только соберем войско, двинемся навстречу Чендосу, – сказал граф. – Надеюсь, он не опередит нас, и все-таки, чтобы не прозевать появление неприятеля, вышлите дозорных.
– Может быть, нам пополнить свои ряды фермерами и крестьянами? – подал голос коренастый человек с бычьей шеей.
– Лишние люди не помешают, – ответил граф. – Только отберите таких, которые не убегут с поля боя. Однако люди еще не все. Позаботьтесь о вьючных лошадях, провианте, фураже.